И застыла мишень моего виска в перекрестье розовой звезды.
Кай/Рен, R.Мечты - убежище тех, у кого не осталось реальности. Фантазии, в отличие от Цели, не суждено вплестись в реальность... Но она может её заменить. Хотя бы частично. Если в неё достаточно верить, но как раз верить Рен умел лучше, чем что бы то ни было ещё. Поэтому реальности у него было две.
В одной из них был поздний вечер спокойного дня, примечательного только низкими тучами, умудряющимися с небес сдавливать голову до доставучей мигрени.
В другой закат узкими полосками расплавленного металла просачивался в редкие окна и стекал по стенам, ненадолго очищая часть их от теней. Тенями был запорошен весь зал, рассчитанный на множество и множество существ, некоторые из которых занимали раз в шесть больше места, чем другие. Кроме заката, он мог бы быть освещен огнем и магией, но сейчас тени не мешали никому. Ни тому, кто вплел в них свою Веру, ни тому, кому они ложились под ноги, устилая Путь.
Кай был здесь, в этот раз в привычном, человеческом обличье. Ему всегда больше нравилось быть драконом, но сейчас это была не его мечта. Поэтому он должен был довольствоваться формой, не обремененной чешуей. Поэтому эту форму не скрывало от взгляда ничего, кроме теней. Поэтому его ноги были прикованы к ножкам трона, с которого Повелитель Драконов обозревал подданных тогда, когда руководил ими в относительно мирное время.
Рен поднимался к трону, медля на каждой ступеньке, дожидаясь полного возвращения чувства равновесия. Так можно было не сводить взгляда с чужого лица. Так можно было пытаться прочитать на нем что-то, кроме скуки и равнодушия. На рыцаре не было его лат, а вся ткань, что могла бы пригодиться в пути к этому месту, была сброшена с плеч на одиннадцатой ступеньке.
Он не специально считал, иначе бы сбросил её на девятой. Вокруг ведь не было никого другого, следующего Пути Тени.
Он тоже был в той форме, в которой его дух пребывал большую часть времени. Он пришел сюда не сражаться.
Когда он понял, что не знает, куда девать руки, то опустился на колени. Когда перед тобой поле боя, когда ты знаешь, как именно должен биться, а как - побеждать, всё гораздо легче. Гораздо проще представить, что твой меч пронзает грудь того, кому ты никогда по-настоящему не смотрел в глаза, чем ощущать коленями неестественно теплый для каменного пол. Чем склониться над чужой коленкой так, чтобы волосы рассыпались по чужому бедру. Чем обвить ладонями лодыжку чуть ниже металлического браслета, своим прикосновением подчеркивая его наличие. Чем помнить, что тот, кого желаешь - здесь, что он никуда не денется. Верить. Представить - и верить в это. А значит, можно с нежной улыбкой смотреть, сможет ли он не менять выражение лица, пока чужие руки парят в миллиметре над его кожей, так, что не разберешь - это прикосновение или его предвкушение. Это просто замечательно, что щекотки он не боялся никогда! И что Рен успел об этом узнать.
Кай не менялся в лице и тогда, когда пальцы почти пугливо исследовали внутреннюю сторону его бедер, но в поле зрения было не только лицо. И теперь спугнуть касания не смогло бы уже ничто, даже если бы в этот момент в тронный зал ворвалась бы чья-нибудь армия. Хотя без посторонних было, конечно, гораздо удобнее. Например, можно было ткнуться носом в бедро, и думать над тем, послышалось ли, что Кай в ответ на это хмыкнул. Если бы здесь кто-то шумел, то тень этого звука бесследно испарилась бы в прочих тенях!
А когда поглядывать вверх, не прерываясь, становится неудобно, он вполне ощутимо ерзает. И, наверное, сам это замечает, раз кладет на затылок руку и поторапливает. Если двигать губами обратно чуть-чуть медленнее, чем он того ждет, за волосы он тянет почти не больно, так, что ощущение от этого слишком похоже на ласку. Если угадать. А в том, что касается предугадывания других, он очень, очень требователен. Меряет по себе, не иначе.
Когда дерганье за волосы отдается внутри обидой, Рен отстраняется, отводит своей рукой его, и поднимается на ноги, не сводя с Кая слегка укоризненного взгляда. Тот дышит чаще, чем обычно, но ровно. Цвет кожи, который обязан был измениться от притока крови, в этом полумраке разглядеть было слишком трудно. А разобрать что-то по лицу можно было только в первые, безвозвратно упущенные мгновения.
Внутри тянет, напоминая, что не стоило разрывать физический контакт. Пока процесс не закончен - прикасаться. К любой части чужого тела любой частью своего, чтобы не терять сомнения в том, что тело - чужое. Но Кай сам отдернул отведенную руку, а Рен не успел на это среагировать. Уже не успел, а значит, можно только начать прикасаться снова.
Не спеша туда, куда уже не успеть, Рен устраивается на подлокотнике трона, заводит руки назад и падает на них так, что они упираются ладонями в противоположный подлокотник. Кай за мгновение до этого подается назад немного похожим движением, упираясь плечами в спинку трона. А потом его рук надо слушаться. Он и направит, и поддержит, чтобы было почти не больно, и с той же целью напомнит отвести ногу подальше...
Только потом, когда уже трудно разобрать, своим или его рукам принадлежит усилие, поднимающее на ту высоту, с которой мгновением позже нужно будет вновь упасть, позволив себя пронзить, вспоминаешь, что почти сразу под троном - лестница. Понимаешь, что немногим большее усилие ему нужно для того, чтобы сбросить туда. И угадать сделать это так, что самостоятельно подняться уже не получится. Чувствуешь, как томление так сделать сводит чужие руки.
Будто они сейчас - свои.
Кай знал за собой способность отстраниться от любых ненужных мыслей. Подводила она его редко. Поэтому обычно он не торопился к ней прибегать. Ему почти не мешало то, что в вечерних фантазиях почти всегда присутствовал Рен. По большому счету, какая разница, если кроме Кая это всё равно никто больше не видел?
В одной из них был поздний вечер спокойного дня, примечательного только низкими тучами, умудряющимися с небес сдавливать голову до доставучей мигрени.
В другой закат узкими полосками расплавленного металла просачивался в редкие окна и стекал по стенам, ненадолго очищая часть их от теней. Тенями был запорошен весь зал, рассчитанный на множество и множество существ, некоторые из которых занимали раз в шесть больше места, чем другие. Кроме заката, он мог бы быть освещен огнем и магией, но сейчас тени не мешали никому. Ни тому, кто вплел в них свою Веру, ни тому, кому они ложились под ноги, устилая Путь.
Кай был здесь, в этот раз в привычном, человеческом обличье. Ему всегда больше нравилось быть драконом, но сейчас это была не его мечта. Поэтому он должен был довольствоваться формой, не обремененной чешуей. Поэтому эту форму не скрывало от взгляда ничего, кроме теней. Поэтому его ноги были прикованы к ножкам трона, с которого Повелитель Драконов обозревал подданных тогда, когда руководил ими в относительно мирное время.
Рен поднимался к трону, медля на каждой ступеньке, дожидаясь полного возвращения чувства равновесия. Так можно было не сводить взгляда с чужого лица. Так можно было пытаться прочитать на нем что-то, кроме скуки и равнодушия. На рыцаре не было его лат, а вся ткань, что могла бы пригодиться в пути к этому месту, была сброшена с плеч на одиннадцатой ступеньке.
Он не специально считал, иначе бы сбросил её на девятой. Вокруг ведь не было никого другого, следующего Пути Тени.
Он тоже был в той форме, в которой его дух пребывал большую часть времени. Он пришел сюда не сражаться.
Когда он понял, что не знает, куда девать руки, то опустился на колени. Когда перед тобой поле боя, когда ты знаешь, как именно должен биться, а как - побеждать, всё гораздо легче. Гораздо проще представить, что твой меч пронзает грудь того, кому ты никогда по-настоящему не смотрел в глаза, чем ощущать коленями неестественно теплый для каменного пол. Чем склониться над чужой коленкой так, чтобы волосы рассыпались по чужому бедру. Чем обвить ладонями лодыжку чуть ниже металлического браслета, своим прикосновением подчеркивая его наличие. Чем помнить, что тот, кого желаешь - здесь, что он никуда не денется. Верить. Представить - и верить в это. А значит, можно с нежной улыбкой смотреть, сможет ли он не менять выражение лица, пока чужие руки парят в миллиметре над его кожей, так, что не разберешь - это прикосновение или его предвкушение. Это просто замечательно, что щекотки он не боялся никогда! И что Рен успел об этом узнать.
Кай не менялся в лице и тогда, когда пальцы почти пугливо исследовали внутреннюю сторону его бедер, но в поле зрения было не только лицо. И теперь спугнуть касания не смогло бы уже ничто, даже если бы в этот момент в тронный зал ворвалась бы чья-нибудь армия. Хотя без посторонних было, конечно, гораздо удобнее. Например, можно было ткнуться носом в бедро, и думать над тем, послышалось ли, что Кай в ответ на это хмыкнул. Если бы здесь кто-то шумел, то тень этого звука бесследно испарилась бы в прочих тенях!
А когда поглядывать вверх, не прерываясь, становится неудобно, он вполне ощутимо ерзает. И, наверное, сам это замечает, раз кладет на затылок руку и поторапливает. Если двигать губами обратно чуть-чуть медленнее, чем он того ждет, за волосы он тянет почти не больно, так, что ощущение от этого слишком похоже на ласку. Если угадать. А в том, что касается предугадывания других, он очень, очень требователен. Меряет по себе, не иначе.
Когда дерганье за волосы отдается внутри обидой, Рен отстраняется, отводит своей рукой его, и поднимается на ноги, не сводя с Кая слегка укоризненного взгляда. Тот дышит чаще, чем обычно, но ровно. Цвет кожи, который обязан был измениться от притока крови, в этом полумраке разглядеть было слишком трудно. А разобрать что-то по лицу можно было только в первые, безвозвратно упущенные мгновения.
Внутри тянет, напоминая, что не стоило разрывать физический контакт. Пока процесс не закончен - прикасаться. К любой части чужого тела любой частью своего, чтобы не терять сомнения в том, что тело - чужое. Но Кай сам отдернул отведенную руку, а Рен не успел на это среагировать. Уже не успел, а значит, можно только начать прикасаться снова.
Не спеша туда, куда уже не успеть, Рен устраивается на подлокотнике трона, заводит руки назад и падает на них так, что они упираются ладонями в противоположный подлокотник. Кай за мгновение до этого подается назад немного похожим движением, упираясь плечами в спинку трона. А потом его рук надо слушаться. Он и направит, и поддержит, чтобы было почти не больно, и с той же целью напомнит отвести ногу подальше...
Только потом, когда уже трудно разобрать, своим или его рукам принадлежит усилие, поднимающее на ту высоту, с которой мгновением позже нужно будет вновь упасть, позволив себя пронзить, вспоминаешь, что почти сразу под троном - лестница. Понимаешь, что немногим большее усилие ему нужно для того, чтобы сбросить туда. И угадать сделать это так, что самостоятельно подняться уже не получится. Чувствуешь, как томление так сделать сводит чужие руки.
Будто они сейчас - свои.
Кай знал за собой способность отстраниться от любых ненужных мыслей. Подводила она его редко. Поэтому обычно он не торопился к ней прибегать. Ему почти не мешало то, что в вечерних фантазиях почти всегда присутствовал Рен. По большому счету, какая разница, если кроме Кая это всё равно никто больше не видел?
@темы: Cardfight!! Vanguard, CF!!V Фанфикшен
-
-
11.12.2011 в 10:50По фику:
-
-
11.12.2011 в 15:35