Третий раз подряд за сегодня при попытке проблематизировать расхожесть ролевой позиции "беспомощного спасаемого" обнаруживаю свою мысль в степях "их просто недостаточно пинали за беспомощность". На этой стадии говорю "не, я не это ищу", отматываю - и через какое-то время снова обнаруживаю себя под этим фонарём.))
Ключей под ним не лежит, а вот как так получается, что фоновые раздумья раз за разом поворачиваются в этом направлении - само по себе любопытно.
Подозреваю, что такая тенденция может очень сильно отвадить от раздумий по базовому вопросу. Если её, тенденцию, не просто подмечать и задумываться, что на это вообще вывело*, а обобщать, что только до этого и можно додуматься, оставьте чужую беспомощность в покое.)

*А вывело явно чего-то дискуссионное! Я же не исповедую пинание за беспомощность - хотя бы потому что оно не работает против уже сформированной беспомощности.

---

Из смежных тем - "очевидность" для современного исследователя того, что болезни обожествляемых правителей должны смущать их окружение.
Или само это смущение, если оно исторический факт.
Тут вилка трёхзубая:
Либо сакрализация этой болезни в ключе почитания. Прямая(сакрализация собственно болезни!) или косвенная("правитель ощущает на себе непорядок на собственной земле", например) - не важно.
Либо сакрализация этой болезни с переходом той "критической точки", за которой сакральное ужасает больше, чем восхищает. Когда такую персону в случае болезни либо уничтожают, либо изолируют-запечатывают.
_Либо_ изоляции подвергается только факт, с вот этим вот расслаиванием реальности: на божественного правителя - и болезнь, которой отказано в причастности к этой божественности. Только в этом случае страх становится стыдом.)

---

Я ещё на европейском понятии "идеала" об это спотыкался.
Встречая в литературе описания описание представления в действии - венчаемое словом, настолько сцепленным с неизменностью и "отсечением лишнего".
Насколько же великое высокомерие и насколько же низкая планка амбиций должна была быть у людей во времена формирования таких смысловых связей!)))

---

Чёрт.
Стоп.
"Вечное" в аниме!
И, заодно, "нетленность" в Пангур Бановских Мухах.
Это они про воплощённый миф так говорят, что ли?!
Никогда бы не подумал.
Оно же не про вечность!
Ну т.е. свершившись, оно есть всегда, это да. Но надо быть Иноездником, чтобы в этой точке застыть, а не менять себя и мир под более совершенное соответствие мифу, а миф - под более совершенное соответствие миру и себе.
Ну ладно, ещё это может быть миф про святую традицию, и тогда его совершенное воплощение - неизменно в своём прогрессирующем классизме.))) Но это конкретика содержания, а не принцип!)

---

А другая сказка, маскирующаяся под ту же самую - это сведение центра мира к этой дизадаптивности, и обслуживанию каких-то сцепленных с нею механизмов.
И _вот это_ уже не предполагает открытого мира.
Точнее, это законченное представление мира.
По своему - это ничуть не менее путь боли и адаптации к ней, чем путь адаптации к видимой боли. Поэтому я не могу не уважать Момоку.)
И вот это сражается стыдом из чистоты сердца.)
Кажется, ужасаемся друг с друга мы примерно одинаково.)))

---

Т.е. есть дизадаптивность. Обычно насаженная извне, поэтому "дискриминация".
А есть сопереживание дизадаптивности. Как боли.)

---

Собственно, а перерождается это в ксенофобию и заравнивание - например тогда, когда такая подстройка перестаёт работать "вверх". На высвобождение.

---

Впрочем, я нащупал другую трактовку плавающего уровня силы. Куда более чистую.
Интуитивная подстройка под уровень дискриминируемости\привилегированности окружения.
Не под уровень силы - попытка подстроиться под него обычно очень сомнительное занятие. А именно под тот уровень сдерживающих факторов(или их отсутствий!), что штатен для людей вокруг.
Поэтому кто-то такой может быть и очень сильным, и очень слабым, не теряя силу. Вопрос в том, что он ввязывается тянуть - и что при должных внешних условиях отпускает.

И глушит то, что более свободно, кто-то такой в двух случаях:
Либо когда всё-таки поувяз в чём-то стрёмном; например вот в этом вот "пришел ты наг и невинен", с разводками на странное; например как в ребуте, когда клинит трактовать "в ограничение" то, что вообще-то метод преодаления ограничения.
Либо вообще не из-за собственных личных качеств)), а потому что чуется в этом что-то, что бесит... И при ближайшем рассмотрении бесит по механике, м, скажем так, зависти.))
Ввязаться в то, что настолько тянет вниз, вообще-то очень страшно. Мне вот - ОЧЕНЬ страшно. А когда смелость идти в то, что пугает и выглядит несовместимым с жизнью - яркая добродетель, но понять, причём тут она, очень нелинейный квест...))) Эмоциональные качели могут быть примечательные.
Я вот только через стороннюю(!) концепцию "чека" в конце-концов сообразил, в чём фишка. Нет, интуитивно это вообще непонятно.

---

О.
До меня начинает доходить ещё одна странная вещь.) Которую мне, хм, до того говорили едва не прямым текстом, ну да ладно.))
Почему бОльшая вовлечённость в реальность и в чувства некоторыми ассоциируется со сном. А реальность/пробуждение ищется где-то извне жизни. Мне всегда было очень непонятно - жизнь ведь очень настоящая штука!
И было бы непонятно дальше, не зная я того представления, которым пропитана, например, игра "remember me". Когда не просто "ничего не случится, если это рассыпется на части", нет. Когда легко представить, что вся окружающая тебя жизни - вдана тебе как бродилка, нужная только чтобы поизучать твои реакции, максимально тебя подловить. Причём подловить бесконтактно, исподволь стыдяще за это. Из такой позы истинность себя - и правда легко искать где-то извне собственных же чувств и реакций!
Бррр.

---

Соответственно, и методы Санэтоси - про то, чтобы найти внутри что угодно ещё. То, чему освободится место, если прах ляжет к праху. Если то, что и так рассыпалось пылью, увидит себя рассыпавшимся пылью, и на этом - закончится.

---

Ойя, ойя.))) Ну конечно.
Если давать процессам внутри себя то, чего они хотят, то чего хочет беспомощность? Наказания? Нет.)
Рассыпаться прахом она хочет. Закончиться, как пульс у Химари.
И если/пока личность не состоит из беспомощности целиком - зачем, ну зачем не давать беспомощности это сделать?
Зачем доказывать, что это что-то не такое бесполезное и ни к чему не ведущее, как оно само себя ощущает. Что оно ценно и должно непременно быть - при том, что бытие для этого и есть наказание.)
Зачем утешать, вместо того чтобы дать не быть. И освободить место для чего-то, чему бытие - внутренняя ценность, а не держится только на внешнем утешении и внешних пинках.)

---

Только сейчас понимаю, что это за "святость" такая.
Хранить всех окружающих от необходимости власти, и самому её воплощать - с запахом того, что каждый раз это неожиданное полувынужденное исключение.
Неспешное школьное ориентирование из третьего сезона основной ветки Авангарда очень показательное: фишка не столько в том, что патичка карточного клуба способна внятно решить квест, требующий прикладывания способности к организации, сколько в том, что на ней это не написано, если не знать куда смотреть.
Я же, поняв, куда смотреть - привык отметать обратное, вот это самое "не написано".) Работает же. Но, походу, работает именно на этом двойном послании: когда власть вроде бы есть и когда надо работает, а вроде бы никто особо не подвластен.))) Ничего ни от кого не надо. Нет правильного ответа, ведущего к большей силе этой власти. Но слот при этом занят.

А к большей яркости этой власти - ведут одни "неправильные" ответы. Только конкуренция, только пока она длится, без рабочих КП, за которыми сила становится чем-то стабильным, а не включаемом по случаю.

---

Ценность прогрессирующего некантования. Невлияния. Тьфу.)
Да, это прямое противопоставление прогрессирующему же обладанию - и собой, и миром вокруг.

---

Тьфу.)))
Я только что сообразил, чем было вот это вот типа оч. просветлённое ухождение в вечность Камбы и Сёмы в концовке Барабана.
Это же выход из отношений, угрожающих стать... "Токсичными", хах. Угрожающих стать теми, в которых кому-то от кого-то что-то надо, кроме ритуалов неодиночества.
Это я наткнулся на чьи-то замечания, что человек опасается пейринга Камбы с Химари, в плане "законтролирует". Ну да, центр контроля имеет свойство смещаться туда, где контроль вообще есть.))

---

Резо и Зелгадис.
Странная история, а?
Резо, показанный в мирном модусе, в финальном сезоне - феерически чуток. Он напрямую говорит с потребностями, надеждами, желаниями людей, он попадает в них - очень глубоко, и очень естественно.
Однако то, что Зелгадис его не поймёт, было неожиданностью. И можно это оправдывать: что это межродственное, а значит "другое"; или что "Шабронигдо толкнул под руку" - туда, где Резо _меньше видит_, ага, конечно.)

Санэтоси говорил, что весь мир кричал ему "спаси!".
Резо по его репутации - "святой человек", спаситель.

И этот спаситель известен как Красный Священник. И с рождения носит в себе Рубиноокого Шабронигдо. Носит - запечатанным в глазах.
Крокозябры крокозябристые.)))
Шабронигдо _и есть_ его глаза.
Не только в прямом смысле слова.
Полный контакт с чужой болью. С тем, чего эта боль хочет. Чего жаждет человек из предпосылки, что он отстраивается от своей боли.

А вот когда чужая боль хочет силы...)))
То это и моя история тоже. Ведь не важно - своей, чужой или "вообще". Главное, что силы.
И всё резко становится сложно.
Это ведь - самое-самое. Самое "наконец-то". То, что выводит из координат "спасения". То, ради чего.
И то, что с наибольшей вероятностью будет отвергнуто.)
Я так и не понял, из каких соображений. Но панически, и с подтаскиванием любых возможных переопределений этого в эксплуатацию. Так яро, что сложно самому в это не верить.)
Исключение, не убирающее настойчивый запах эксплуатации, но от чего не шарахаются с порога - сила-на-спасение. Камба. Покота.
Я, кстати, говорил, что мне признание авторства над Тафарасийской эпидемией с самого первого просмотра и до сих пор звучит враньём?)) Не потому что не мог, и не потому что не делал чего-то сопоставимого по неэтичности. А именно то, как это было сказано, с характерной заминкой. Так не трепет перед покоянием звучит, этого трепета там взяться не могло.) Так звучит подставление под новую боль - ту, что раньше над тобой не висела. "Да будет так".

---

Маленький кусочек того, что продолжает "Затменную Корону".

Кристаллы на запястьях осыпались в тёплый пепел.
Солнце оставалось закрыто тенью на какую-то треть.
Кай сидел у чудом уцелевшей консоли.
Результат боя всё никак не объявляли. Хотя его и так все видели.
Аппаратура исчезла вместе с обычной ареной. Наверняка.
А люди остались те же.
К нему спешил Аичи.
Из противоположных дверей выходил Тэцу.
Кай не попытался встать. Он не слушал, почти не слышал, что Аичи ему говорит. Его приподнимают руки Тэцу, оттаскивают от консоли в сторону. Кай оглядывается в поисках Рена. Тот - лежит в двух шагах от своей консоли, на животе, расстелив свой плаш. Он до туда дошел сам.
Тэцу возвращает Аичи к консоли. Мир плывёт перед глазами.
Авангарды появляются - на этом пепелище. Без изменения поля битвы.
Кай встаёт. Бой идёт, и если кто-то заденет его сейчас, это будет опасно.
Он идёт. Рен нехотя поднимается. Вешает тяжелый плащ на плечи Кая. Плащ в пепле, как в бетонной крошке. У Рена меч - отбиться, если воин одной из сторон окажется слишком близко.
Вместе - они идут через поле боя дальше. К "его", Рена, выходу на Арену.
Дойдя - опускаются на кресла. Стёкла выбиты, кресла обычные, но в пепле и осколках. Через плащ не чувствуется. Рен голой рукой сметает стекло, прежде чем сесть рядом. Обнимает. Продирая глаза, смотрит на бой.
Кай смотрит на Рена. Рен, заметив, начинает перессказывать бой.

---

Я это точно уже говорил, но скажу ещё раз, чётче.
Есть параметр видимости групп, в том числе дискриминируемых: "видимость ЛГБТ", "видимость женщин в науке", etc
Есть параметр личной видимости _как_ представителя той или иной <дискриминируемой> группы.
А есть - параметр "несистемной", "негрупповой" личной видимости. В этом случае часто бывает очень сложно формализовать, о "видимости чего" идёт речь. И сама необходимость это непременно формализовывать - дополнительный фактор невидимости.

---

В Безумном Азарте это выраженно не в полный рост: там речь об _Академии_, причём той, в которой крутятся большие деньги и большой человеческий потенциал, переплетённый с этими деньгами. Школа - система воспроизведения культуры.
Но сам образ пойман идеально.
Иногда сильные практики, как близкие к эстетике насилия, так и магические, окружены собственной "аквариумностью". Они - то, для чего отведена специальная зона, и они сами должны остаться в рамках этой зоны, и их последствия за пределы этой зоны выносить как бы "не надо".
"Этим не надо менять мир".
Ни тем, что в мире это есть. Ни тем, что это тебя изменило.
Очень. Очень тяжелый культурный феномен.
И чем сильнее практика - тем он тяжелее.

---

Затменная корона

Я так долго этого ждал.

Основная ветка, 1 сезон, 58 серия. Альтернатива к тому, что происходит после завершения того боя.

-------

- Тэцу, Асака! Уведите отсюда всех.
Бой закончен.
Но и до этого боя Кай не был тем, кто мешал просто захватить этот мир.
Но и до этого боя Рен знал - тот проиграл ему тогда! Сильный, но не достаточно, тот сбежал от неминуемого поражения!
Рен думал - чтобы найти решающую силу. Ждал. Не мешал, как бы ни снедало предвкушение.
Не мешал.
- Кай-кун!
Вскрик Аичи. Что-то очень интересное! Но не сейчас.
Кай... Он был бы в отчаяньи, если бы Рен просто оставил его, просто ушел бы, отмахнувшись, как от чего-то бесполезного. Но...
- Вот видишь. Бесполезно тогда было убегать.
Но это было не то, чего Рен ждал все эти годы.
Он ждал силы, конечно. Но если это не то, чего Кай способен ему дать... То что? Смешно, но об этом Рен не задумывался. Не искал своего поражения, нет! Но ждал, что если победит - сила его противника сама укажет, что ему делать дальше, разбив её.
Ож же пробил защиту без сопротивления. Он был разочарован боем, он ждал чего-то, чего-то особенного, чего-то по-настоящему могущественного, и он видел отголосок этого могущества в бою Кая и Кё...
И не получил ничего из этого боя.
Как будто бы Кай снова сбежал. Как будто именно это он принёс в их бой! Как будто это и есть его победа - успешное бегство. То, что Рен отвернётся, перестанет хотеть их боя.
Как будто проиграв - Кай и собирался победить.
Пощёчина.
- Ты мне поддавался!
- Рен...
- Ты... Все эти годы! Почему ты слаб? Почему я не вижу той силы, что ты оттачивал все эти годы?!
Нет, The End впечатлял! Но боец... Рен в бою - не бил в его чувство силы, не замечал, не давал себе заметить подвоха, не требовал, чтобы сила Кая... Была похожа на его собственную. Была похожа на то, что Рен сам привык ощущать силой. Он знал, что победит - но до последнего проверял это знание.
До последнего верил в него.
- Ты поддавался мне.
Рен выплюнул эти слова. Кай хмуро и зло положил закрытую карту в круг Авангарда.
Бой продолжался.

***

- Тебе не идут ангельские крылья. И пушки - тоже не твоё оружие, хоть это и выглядит круто!
Рен снова победил. Но он чувствовал биение чужой силы, огромной силы, ищущей себя.
- Оставайся. На этот раз. Это ведь я - Судзугамори Рен. Я всегда был таким.
На этот раз - Кай ведь правда его услышал?
- Ты хочешь снова убежать от меня, но разве ты не хочешь силы больше, чем кто-либо другой?!
- Не этой.
- Плевать. Разве Псайкволия - это всё, что я могу тебе предложить?
- Сразись без неё.
- О. Это будет сложно...
Глаза Рена заблестели азартом, и сложно, невыносимо и тягуче было не вливать этот азарт в привычное, как дыхание, свечение...

***

- Ты неаккуратно сражаешься.
Рен закусил губу от обиды. Он... Так давно не проигрывал!
Он молчал, он глотал слова о том, что отвык, что доверять силе лучше, что...
- Ещё.
Он пробурчал это, мутно и довольно тихо.
Кай не посмеет сказать, что "это его настоящий уровень", что им так не о чем сражаться, не посмеет уйти...
Он не стал.
Это была их ночь.
И Кай - будет с ним сражаться и тогда, когда в глазах Рена сверкает вселенная. Рен почти знал это. Тем "почти", которым знал о своих грядущих победах, когда сила пронизывала его.

***

На Турнир они прибыли вместе, и реальность колыхалась в глазах Рена сонной мутью и стеклянным шуршанием. Кай выглядел как обычно, и это Рен на него иногда опирался, отключаясь на плече на какие-то минуты.
- Наш - последний бой?..
Рен сонно пробурчал это.
- Нет. Сейчас.
Жестоко! Хотя просыпаться к концу двух первых сражений, пытаясь не пропустить и их, опасаться, что очередь до их боя не дойдёт вовсе... Не менее вымотало бы. Потом надо будет пропустить Асаку вперёд Тэцу. Если кто-то из них проиграет - то она.
За остаток ночи Рен так и сражался - "сам", не отдаваясь воле своего клана ни в чём. Поэтому их бой на Турнире будет особенным. Ведь они оба - не будут сдерживаться.
Сила потекла сквозь его тело, едва Кай ушел к своим, ушел пройти на поле боя через другие двери, чем это сделает Рен. Сила держала его в сознании, в чём-то, что мало напоминало бодрствование. Ведь Арены Турнира, её привычных, "мирских" очертаний для Рена уже не существовало. Чёрные острые скалы обрамляли поле боя, гладиаторское поле. Среди этих скал - бушевала толпа, бушевала тягучей, кровавой и радостной страстью. С тёмного, но отчего-то слепяще-яркого неба свешивалось, выступало из него затменное солнце. Вкус крови во рту, тяжелый запах гари, пыли и раскалённого песка... Рен толкнул стеклянную дверь на Арену, и топорщащиеся желтоватые осколки оцарапали предплечье.
Песок... Или пепел? Ноги вязли в нём, не из-за его глубины - от вымотанности, измождённости тела. Его руки... Обожженные, с пробившими кожу растущими от костей длинными чёрными шипами... Нечеловеческие руки. Вполне пригодные для того, чтобы держать меч, впивающийся в руку не менее рассекающе, яростно и зло, чем в плоть противника! Вполне пригодные для того, чтобы держать карты.
И он сам.
Судзугамори Рен. Бластер Дарк. Рыцарь Бездны.
Развороченный и обожженный, в смятых, впивающихся в ожоги доспехах.
Он был готов противостоять всему огню преисподней, всему огню мира!
Ему было дико страшно, до сковывающего ужаса, делающего испытанием каждый шаг навстречу. Навстречу тому, что он желал всем собой, всей своей волей, всей своей Силой. Он был готов вести свою армию в огонь, и одолеть этот огонь. Овладеть им, поглотить, сделать навеки своим.
Навстречу ему выходил Повелитель Драконов.
Бойцы встали за свои консоли.
В свете солнечной короны сверкнули кристаллы на запястьях, напряженные, готовые взорваться изнутри, не выдержав такого напора. Но держащие.
По крайней мере пока.
Бой начался.
Треснула ткань, разделяющая миры.
Драконыша напротив - обуяло рябящей дымкой, тяжелым дрожанием воздуха, доспехами, вбирающими в себя, воплощающими... Э, доспехи? Ничего такого, что было бы съедобно, внутрь чего хотелось бы рваться, добираясь до плоти... Чёрный пёс сморгнул. Вот же он. Драконыш? Скорее ящерица-переросток, лизард. Далеко. Не добраться. А добраться - только до этой армированной оболочки, пустой, как... Как Кай вчера, в их первом бою.
Воплощение брони, Бахр.
Что же.
Здесь нечего рвать зубами. Но он всё равно будет!
Пёс. Всё ещё пёс, просто больше, злее, чем Фуллбау, с длиннющими металлическими клыками. И рядом - ещё один, и им не нужно быть сворой, их не нужно больше, чтобы чуть не передраться за то, кто первым рванётся пробовать броню если не на вкус, то на прочность! Кому из них - Авангарду или арьергарду.
Доспехи трусливо сыпятся под зубами. Не такие уж прочные. Всего лишь хрупкий аванпост перед настоящим сражением, что стелится там, через эту пустыню горячего пепла. И сами псы - хрупкие, они полны мяса и костей. Рен скуляще визжит, когда копьё драконьего всадника пробивает позвоночник, впечатывается в тело, тряся его, полуживое, электрическими разрядами. Это не похоже даже на вскрики боли тех, кто по-настоящему представляет бой, кто точно присутствует в том, как ему-Авангарду нанесено повреждение! Пронзительно, протяжно, нечеловечески.
Бой продолжается.
Чёрный рыцарь отшвыривает ногой развороченное тело собаки. Душа? Да, она именно такая, пробитая насквозь, трепещущая редкими конвульсиями. Бесполезная в дальнейшем бою.
Ведьма и маленький, мудрый жрец советчески ютятся по его левую руку. Собака... Ей не добраться до противника, не опробовать на вкус плоть ездовой ящерицы. Собаку оттаскивают назад, ждать своего часа, Рен не смотрит кто это делает - этих рук будто и нет на поле боя, пусть они и его собственные, это он перемещает арьергард в заднюю колонку.
А вот его собственная собака ему бы пригодилась, помогла бы вбить тяжелый клинок в щит, и вглубь за него, вспарывая и доспех, и тёплую плоть за ним. Но нет. Второй, третий, нулевые... Ведьма даёт пространство для манёвра, но не это, не в этот раз. Не когда меч так голодно и неподъёмно тяжел.
Рен поднимает его. Ладони - насквозь, этого нет на иконе, нет на рисунке, но тяжесть меча он принимает - внутрь своего тела. Крепче сжимает руки, зная, что ощущение скользкого сейчас пустое, что меч не отпустит его никогда, и он сам никогда его не отпустит. Они ещё предадут друг друга, но не отпустят - никогда. Рен рвётся вперёд, утяжеляя рывок всем подавляющим замахом своей усталости. Он рвётся вперёд, зная, что этого не достаточно, что обнажить, вскрыть грудь драконьего рыцаря - выше его сил...
В спину бьёт холодом, и этого холода - достаточно. Заиндивевшие крылья. Дающий карту эффект. И плоть, чужая плоть - впускает в себя!
Зрачки напротив расширены, заполняют собой радужку, будто ещё две солнечные короны. Кай принимает этот удар молча, вытерпев - или забыв свой вскрик. И защищается от следующего, от вспышки магической молнии.
Бой продолжается.
Теперь.
Сейчас.
Сила.
Надсадное, тяжелое пламя. То, чего Рен ждал, отдаваясь всему величию того, что его ждёт. Всему, до которого был в силах дотянуться сам.
Повелитель Драконов.
Представление Рена отказывало, всего его было мало, чтобы вместить то, что заполнило мир перед ним, заслонило небо, зажгло землю.
Кай был чем-то большим, чем весь ужас Рена перед этой встречей. Чем весь его восторг, страстный, пожирающий и тяжкий.
Следить за полем? Следить за боем? О, Рен помнил и видел - противнику мало для того, чтобы превратить в огонь всё, чтобы обуять всё, чтобы...
Этому мало пищи - лишь съежившаяся ведьма да он сам.
Этому мало - его, Рена, внутри. Боли, принятой, взятой от него. Ещё мало для того, чтобы всё стекло, весь лёд мира не выдержали одного его присутствия, расползлись паром, оплакивая самих себя.
Ещё рано.
И в этот раз Рен молчал. Обожженные лёгкие клеймом впечатывали в себя дрожащий воздух, были просто не способны выплестнуть его криком. Рен... Никогда не чувствовал такого. Большего, чем его собственная сила... И большего, чем собственная сила Кая.
Их бой.
И Рен обязан был ответить не меньшим. Ведь ему было мало. Тьме, Бездне было мало, жадность его решимости - рвалась изнутри, корёжа и сметая в нём то, что ещё оставалось корёжить и сметать! Вот сейчас он кричал - не от чужой атаки, от собственной Смены, кричал надсадно, срывая голос, выплёскивая, выворачивая из себя Тьму, он тонул в ней - и он топил в ней мир, он топил мир в себе же, во всём ужасе, во всей жажде, во всей поглощающей силе, на которую только был способен!
Чёрный круг затмения сиял в небе пожирающим провалом, его Тьма пробивалась сквозь душную рябь раскалённого воздуха. Тьма дышала, с каждым вдохом вбирая в себя мир. Рен дышал, он был этой Тьмой, и он не верил, что всё ещё способен дышать. Земля ещё горела под ногами после прошлых атак. Воздух сладостно жёг, лился внутрь трепетным предожиданием огня, что мог его настолько раскалить, пустить в эту рябящую, почти гаремную пляску.
Очертания дракона Тьмы расплывались, не вмещали его, вспарывались изнутри, как если очень уж постараться впихнуть клинок в слишком узкие для того ножны. Копьё в руках - надсадно гудело, жаждало разрешения, призрачного облегчения, алкало чужой плоти. Тёмный маг - как в будуар своего сутенёра втянул за руку... Рен даже не посмотрел, кого! Голодно. Сладостно. Голодно. Кровь на зубах, плоть на зубах, кровь в горле, кровь, омывающаая, готовящая к бою копьё... Этого мало, совсем мало для него. В его волю, в его распоряжение едва встают новые воины - и он в забытьи рвётся к возлюбленной силе... Разрывая всех, кто стоит у него на пути, и в этом нет пренебрежения, это широко и рвуще распахнутое овладевание! Так многими...
Тьма обвивает Повелителя Драконов, Рен касается его нежно, уязвимой лаской, не в силах теперь причинить вреда, ворваться под чешую, впитаться в плоть надрывающим изнутри... Он отступает. И то, что готовит Повелителя Драконов к его экспансии - продолжает волю Рена, продолжает его самого, но!...
Арьергард.
Его жажда притуплена, он ещё не испил того, что желал. Рвущейся воли своего Противника. Сладости его поражения.
Поэтому - его Бездну ждёт океан пламени.
Бой продолжался.
На какие-то мгновения Рену показалось, что это пламя не только само себя кормит, но и само себя боится. Он пошатнулся, цепляясь за ускользающее сознание, но владеющая им Тьма не потерпела пустоты забытия, она вытолкнула её прочь, обостряя чувства раздрайной, колотящей тревогой.
Когда Рен шел к консоли, он продирался сквозь свой страх. Сейчас - только страх и сдерживал панику, только костяной корсет оцепенения позволял держать себя в руках, смотреть в ревущее пламя, слепнуть от жара - и не отворачиваться.
У союзников - тлела, дымилась кожа, до атаки, в одном лишь нестерпимо-горячем воздухе. И Рен отдал их огню. Пелена огненных всплохов заслоняла их, Рен не видел, как лоплась кожа, обугливалась плоть, как угли серели и осыпались в прах.
Пепел в воздухе, он оседал и на нём самом, невесомый до неуловимой невыносимости. Колени подкашивались, он хотел: выплюнуть свою трусость в слова, молить о пощаде, признать о себе любую чушь, лишь бы... Лишь бы...
Но это значило согласиться с тем, что он "на самом деле" не хотел всего этого. Не хотел этого боя, во всей его торжествующей невозможности. Он опустил было взгляд, пряча текущую из него мольбу о жалости - и вскинул голову!
Думай что хочешь.
Ты не посмеешь не нанести удар.
Крупная дрожь в руке, стиснувшей карты. Рен может защититься.
- Я скажу тебе "пожалуйста, не надо", а ты всё равно это сделаешь. Договорились?
Наверное, его слышат. Слышат те, кто только и ждёт вцепиться в его слабость.
Всё равно.
Рен не поторапливал. Не говорил, что готов - он и не был готов... К такому нельзя быть готовым, да?
Говорят, к насилию, к боли, большей, чем определённая граница, нельзя быть готовым. Можно. Тебя будет корёжить, ты будешь готов на всё, лишь бы прекратить это, пусть бы вместе с собой - но можно.
Сейчас... Сознание била дрожь, как этот чёртов переплавленный воздух. Теперь Рен знал - тогда, в их первом бою с его, Рена, особенной силой это не он не выдержал. Это Кай. Это его силой Рена отбрасывает от их боя, от мира, от себя самого, как бы Рен не цеплялся, как бы не вкладывался в то, чтобы быть и присутствовать несмотря ни на что.
Он не чувствовал боли?
Нет, он... Поток его силы, встречный потоку огня. И Рена - выносит навстречу, вбивает в это пламя, в агонию, что он ждал все эти годы. Они - игроки - смотрят друг другу в глаза. С одинаковой пронзительной сосредоточенностью. Рука - осыпается серой мягкой пылью, но Рен тянется к колоде, он показывает её - карту урона. И ещё одну.
И их бой - ещё не окончен.
Рен улыбался. Приклеенная улыбка? И да. И нет. Абсолютно исренняя. Взгляд - смотрел вдаль, смотрел сквозь, будто бы мира или его самого не осталось вовсе - или как если протянешь руку, и планета яблоком ляжет тебе в ладонь. Гарь, тёмное белёсое небо, люди вокруг... Его взгляд скользил по этому, как пальцы скользят по мозайке. И он не был бы собой, если бы не сжал руку, не вмял пальцы в керамическую роспись, вбирая в себя её рельеф. Если бы не сжал руку на этом яблоке и не потянулся бы откусить!
Кай говорил, он сражается небрежно. Сейчас было прозрачно: два эффекта, только так. Хотя бы один - критический. Тогда - так или иначе этот бой будет его. Тогда - Кай не закроется от него, от его, его, Его атаки, в смысле - не закроется полностью. Так, чтобы без шансов. Вера Рена под той атакой, под всем её пламенем - осыпалась пеплом. Он не знает, может ли довериться текущей сквозь него силе, не знает, принесёт ли Тьма себе победу, принесёт ли он себе победу... Не знал. Пока его зубы не впились в твёрдую, неподдатливую кору земли, оставляя во рту привкус крови от содранных дёсен.
Это его мир. Это его сила. Это его Кай. Разумеется, он победит.
Тёмный маг приходит, увлекая за собой тугую дрожь крыльев бабочки. Нет, не бабочки - летучей мыши. Глоток холода - ещё одни крылья, заиндевелые, слипшиеся от мороза, парадоксально нашедшего себе место на этом пепелище. Рен пожирает своих внимательно, с трудом продираясь сквозь стекло, через отстранённость, нечувствительность своего внимания. Тёмного мага, что напоследок смущённо осклабился в ответ, прежде чем зубы вбились в плоть, выталкивая из него вопль боли. Холодную россыпь металла и перьев, неприятно рассыпающуюся по рту и горлу, и почему-то - утоляющую жажду, насыщающую прохладой ту сухость, что он заметил, лишь почувствовав иное. Пса, подобным которому он уже был в этом бою, и, кажется, душа окажется ему не столь уж бесполезной.
Он, кажется, боялся себя, когда заполнял поле вновь. Когда на месте тех, кого он убил собственными руками, разорвал без следа жалости, вставали новые воины. Он, кажется, боялся - опустошать руку, ставить всё на этот ход, где предвестие его победы не рассчитано дистантной неминуемостью. Боялся рисковать - не страхом поражения, совсем иначе.
И его рыцарь - вновь выходит на поле. А по правую руку - встаёт в подавляющей мощи то, что принесло ему победу в том бою, первом за вчерашний вечер. То, чему он успел научиться у Повелителя Драконов.
- Ты боишься меня, Кай?
Тот коротко кивнул.
- Да.
"Больше жизни". Это не было сказано вслух. Это признание, что угадывается в воздухе, в чём-то неуловимом, в остром и наполняющем чувстве своей правоты.
Дракон, рвущийся сам из себя трепещущей и жадной Тьмой, ринулся в атаку. Кай не стал защищаться вовсе, разбивая то "чёткое" предожидание естественных, прозрачных решений!
Два исцеляющих эффекта подряд - не что-то из его обычного стиля игры. Не что-то, чего Кай бы мог - в другой ситуации. Сейчас может, сейчас и сквозь него течёт изменение, течёт ищущая жажда менять мир!
Но вытянет ли?
Рен обрушивается на него всем, что у него есть. Всей заходящейся яростным криком обидой, всей униженностью от его, Кая, пренебрежения Реном как бойцом, хотящим силы, всем тягостным гневом на сотни раз, когда Кай его не увидел, не понял, переназначил, отмахнулся. На высмеивание его, Рена, знания об ином мире - в первую очередь. Рен рвал его плоть, рвал чешую и мясо под ней, с кормящемся своей же старательностью усилием. Впивался, раздирал - и устремлялся в разодранное, до упора заполняя собой и этим надрывая снова. Он не был даже драконом - он был самой своей силой, самой Поглощающей Тьмой, сливающей в себе множество форм и бесформенность. Он рвался и рвался внутрь, он брал, обволакивал, впитывал всё, сквозь что прорывались его когти. Он не искал "самую суть", что-то, по овладеванию чем всё прочее останется лишь чешуёй! Нет. Он жаждал всё, он жаждал больше! Он жаждал овладевать и менять, поглотить каждую чешуйку, каждую кроху, каждую каплю...
...он яростно вбивался в нагое тело под ним, напряженное и так прекрасно искреннее в этой напряженности!..
...он рвался внутрь, он хотел всё. Без остатка.
Кай - проверяет карты урона. Одна... И вторая. Не исцеляющий, нет. И третья, седьмое, "лишнее" повреждение. Оно - исцеляющий эффект, да. Просто поздно.
Покачнулся. Аккуратно, держась за консоль, сел.
Рену не верилось, не верилось до конца, что только что было - то, что было. Мир всё ещё дальше, чем он привык.
Кай... Его.

---

Любопытно!
Только что получил на своё желание моей видимости оценку, по которой оно - "трепетность".
В принципе, логичнно - развидивание это урон, не важно, умылшенный или фоново-нормализованный.
Но выцепить такое отношение прямым текстом было интересно. Культурный феномен, а?)

Сама ситуация была бытова и неприятна - мне отправили рассылку, копи-пастой поясняющую вопрос, когда я не давал никаких сигналов о том, что вопрос я не понял.
Интересно было бы по-внимательнее посмотреть на нормализацию такого урона.
В смысле, сама ситуация - по сути оказалась о том, что кому-то принципиально так делать. Не отказаться от такого поведения. Любопытно.